Пособие по выживанию - Страница 25

— Нет, Никодим, все-таки урою, падла.

После чего схватил меня за руку и потащил куда-то, невзирая на мои попытки сопротивления, и метлу, которая грустно потащилась следом. Да что там метла, самой вдруг так тошно стало, и, размазывая слезы по лицу, я вдруг как завою:

— Га-а-ад, жестокий! Я к нему всей душой, а он! И хватает же совести, обаял, соблазнил, слова говорил сладкие, шептал всякое, туда, откуда ноги растут, смотрел-засматривался, из дому вытащил, а теперича что? Изверг, как есть изверг!

Двое идущих навстречу друидов застыли изваяниями, потрясенно глядя на взбешенного черта.

— Зла! — хмуро поздоровался тот, ускорив шаг и тем самым быстрее меня потащив.

А у меня и так ноги заплетались! И я чуть не падала, а он…

— Отпустите меня, вы, хам! — на весь заканчивающийся лес заорала я.

Черт остановился. Застыл на секунду, потом медленно повернулся, отчего-то тяжело дыша, и прошипел:

— Слушай, ты, Григорьева, еще одно слово, еще вот хоть одно слово…

И был он весь такой большой! Грозный! В костюме таком, который плечи облегал. И взгляд такой жаркий, и…

— Возьмите меня! — возопила я, подаваясь ближе к этому всему с мускулами и клыками.

Мужик остолбенел, меня ничего уже не смущало.

— Владулеп Азапэрошич, — низко и хрипло прошептала я, притискиваясь к декану, — вы…

— Владлен Азаэрович! — разъяренно поправил он.

— Вла… — попыталась повторить я. — Вла… как тебя там… Э-э-э… Э-э-э-э…

С тихим, но таким явственно прочувствованным проклятием декан чертового факультета схватил меня, перебросил через плечо и стремительно зашагал вдаль, до горизонта, стало быть. А на меня вдруг такой исследовательский интерес напал и вопрос на тему «А куда у боевых чертей хвост девается?» просто-таки лишил сна и покоя, и…

— Студентка Григорьева, прекратите немедленно стаскивать с меня штаны! — рявкнул черт, прервав мою исследовательскую деятельность.

— Да тихо вы! — шикнула я на декана. — У меня тут, может, тайна века сейчас будет открыта, я, может…

Ведьму рывком сорвали с плеча, поставили на землю, после чего Владлен Азаэрович подтянул брюки, затянул ремень сильнее, мрачно глянул и, видимо, чтобы оставить мучиться в безызвестности по поводу исчезновения у боевых чертей хвоста, схватил на руки, сжал так, что не пошевелиться, и понес дальше.

И тут я сказала:

— А между прочим, я девственница!

И зачем сказала, ума не приложу.

— Счастлив, — прошипел взбешенный черт. — Но вот верится с трудом.

— Хам, — задумчиво констатировала, глядя в синее небо.

Владлен Азаэрович споткнулся, метнул на меня ненавидящий взгляд и понесся едва ли не бегом. Причем не по дороге, потому что все время что-то перепрыгивал, и вообще меня трясло и шатало и как-то вследствие этого потянуло пофилософствовать.

— А скажите, — загадочно протянула я, — а вот умеют ли камни любить?

И мы зависли. Не знаю где, но мне кажется, что висели немного, а после сиганули вниз. Куда вниз, я не видела, у меня тут такое небо шикарное было, и мысли тоже.

— Умеют, — уверенно протянула я. — Вот, даже камни умеют любить, и только черти нет.

— Что? — прорычал декан, когда мы куда-то бухнулись.

Нет, я не упала, а он, кажется, да, на колени.

— Вы мне молитесь? — спросила отвлеченно. — Это потому что я правду поведала? Хорошо-то как — Станислава, богиня правды. Звучит, да?

— Еще как! — черт рывком поднялся на ноги. — Чудная бы вышла эпитафия!

— Боги бессмертны, — поведала я ему, пока декан снова куда-то шел. — Странно, что вы об этом не знаете. Вы безграмотный, да?

Из горла боевого черта вырвался какой-то хрип, а потом он резко свернул, и небо исчезло. Вот взяло и исчезло, сменившись полупрозрачным потолком, по которому вились лианы, и на них росли цветочки. И я решила: это «небо» тоже очень даже ничего, так что буду смотреть на него.

И тут Владлен Азаэрович остановился и зло сообщил кому-то:

— Вот!

— О, поздравляю, — певучим хрустальным голоском ответил кто-то. — Всего вам злого, детей побольше, тещи поопытнее и…

— Слушай, ты, фея, — окончательно слетел с катушек черт. — Я тебе сейчас крылья к демонам вырву и…

— Хам, — задумчиво констатировала я.

После такого меня вдруг отнесли куда-то и уронили. Вот взяли и уронили на диван, после с чувством выполненного долга руки вытерли, словно я вообще что-то грязное, наградили убийственным взглядом и ушли.

И откуда-то справа донесся взбешенный голос:

— Слушай сюда, Лепестук Лепестоковна…

— Лепесток Фиалковна! — поправил звенящий от гнева женский голос.

И мне стало ну очень интересно, кто это. А потому я приподнялась, кое-как ноги опустила на пол и села с пятой попытки — метла помогла, она, оказывается, тоже тут была. И вот только я села, взгляду моему представилась чудесная картинка — взбешенный черт перегнулся через стол и рычал на такую маленькую худенькую феечку с крылышками…

И рычал черт ну очень выразительно:

— Слушай ты, феячковна, я тебе сколько раз говорил — головой думать, что ты на своем экспериментальном закутке сажаешь, а?

Феечка была явно не робкого десятка и, несмотря на то, что черт ее едва ли не под стол загнал, умудрялась отгавкиваться:

— А кто, кто в универе за безопасность отвечает? Что я, виновата, что ли, что ты толком обезопасить наш сад не в состоянии, а?

— С-с-сад обезопасить? — взревел Владлен Азаэрович. — Ты, Травинка Болотяковна, обязана, мать твою водяному, докладывать мне, папашу на корм гадюкам, наименование растительности, которую высаживаешь в своем, мать его, саду! Где список?!